— Ночлег в корчме устраивают?

— Похоже на то. Место удобное, и галеры уже рядом.

— Первую так и тащат?

— Да. Нос у нее закопчен, но вроде ничего страшного. Хорошее дерево — не занялось всерьез.

— Дозор на северной дороге выставили?

— А как же: около дюжины арбалетчиков. Место удобное — незаметно к ним никак не подберешься. Если попадемся на глаза, успеют отойти, предупредив остальных о нападении. Как их обойти — не знаю.

Я развернулся к епископу:

— Выдвигаемся. Только очень осторожно. У полян разведать опушку — если дозор дальше не выдвинется, встанем там.

— И что делать будем?

— Стоять наготове и ждать.

Ветер к вечеру утих, и это меня радовало. Ведь и без него холодно. К тому же не люблю, когда меня раскачивает. А будь погода пободрее, так бы и получилось — ведь сижу сейчас на макушке древнего дуба, одного из трех великанов, вымахавших на опушке. Растут в один ряд — скорее всего, посажены человеческой рукой. Когда-то, возможно, здесь целая аллея была, или шеренга, но до наших дней дожили лишь эти замшелые счастливчики.

Вид сверху открывался великолепный. Хорошо различались далекие башни Мальрока на западе, поросшие лесами холмы на севере, водная гладь огромных озер на юго-западе и юго-востоке. И верхушку двускатной крыши корчмы тоже можно было разглядеть среди голых деревьев. Демов не видно, но дым там поднимается несколькими столбами — похоже, печь растопили и костры развели.

Темнело, а я все так и торчал на макушке древесного великана — мерз и сгорал от нетерпения. Неужели ничего не получилось?! В печи уже наверняка вулканический жар, а снаряды и не думают взрываться. Может, я чего-то не предусмотрел? Может, их нашли и выбросили, чтобы не мешали дрова подкладывать? Да мало ли что там могло произойти! Вот сиди теперь и лязгай зубами, диверсант хренов!

По закону подлости все случилось, когда я зачем-то уставился на небо.

Сверкнуло, на миг осветив нижнюю границу туч. Опустив взгляд, успел увидеть, как неестественно ярко озарились далекие деревья и верхушки мачт застывших на реке галер — в окрестностях корчмы тьму разогнало вспыхнувшее озеро света. В тот же миг громыхнуло так, что я едва не повторил участь спелого желудя — руки от неожиданности чуть не разжались.

Уставившись в сторону корчмы, ничего толком не рассмотрел. Какое-то скромное остаточное зарево, толком ничего не освещающее, и яркие точки, разлетающиеся во все стороны. И больше ничего — полный мрак. А еще непонятный шелест, истошные крики людей, сонное карканье ошалевших ворон, пробудившихся в полной темноте, и тошнотворный душераздирающий вой нечеловеческой силы — будто у реки целая толпа страдает от невыносимой боли.

Скатившись вниз, будто профессиональная обезьяна, я рванул к дороге, на ходу крича:

— За мной! Не забывать про строй! Не забегать вперед! Кто опять пихаться в спины начнет — таких резать самим, чтобы демам не помогали!

Ноги приплясывали от нетерпения — хотелось бегом донестись до реки, чтобы оценить результаты диверсии. Но нельзя — выстроившееся войско быстро двигаться не сможет: опять стадо получится. Пришлось охладить пыл и занять свое место — за монолитным строем латников и дружинников. Последних опять пришлось использовать пешими. Ну не виноват я — ландшафтные условия не позволяют проводить кавалерийские атаки, тем более что в темноте лошади неадекватны.

Но самыми первыми двигались не они, а отряд из трех десятков отборных лучников, хорошо себя зарекомендовавших прошлой ночью. Где-то впереди засел дозор, и подобраться к нему незамеченными не получится. Они вряд ли станут принимать бой — разрядят в нас арбалеты и бросятся к основным силам. На стрелков вся надежда: пусть хотя бы проредят эту кучку, добавив прыти и паники. В идеале, конечно, надо прикончить всех бесшумно, но на это надежды мало — против нас не слепые идиоты воюют.

С каждым шагом все отчетливее слышны крики боли и ужаса, вой и рыдание, растерянные команды, звон амуниции. Где-то совсем близко на дороге должен стоять дозор, но никого не видно. Или после ухода Люка демы подались в лагерь, или бросились туда после артиллерийского фейерверка, от потрясения позабыв про все приказы и опасность нападения.

Мы уже рядом — деревья впереди озаряются сиянием зарева. Непохоже, что это единичные костры, — все гораздо серьезнее. Тук подсветил факелом над головой, помянул имя бога всуе и грубо выругался: среди изломанных веток застрял смятый наруч, из него свисало что-то скользкое, сочащееся красным. Впереди кто-то вскрикнул и тоже произнес плохие слова — лучник едва не наступил на оторванную голову.

Передовой отряд вырвался из леса на обширную поляну перед мостом. На ее дальнем краю должна стоять корчма, но ничего подобного: там лишь россыпь чего-то темного на снегу, какие-то горящие груды, дым, крики и суета. Три костра неподалеку брошены: никто не греется возле них, не лежит, завернувшись в плащ, да и сами костры выглядят неважно — их размазало взрывной волной. А вот и ближайшие враги: две фигурки, валяющиеся сломанными куклами, и одна ползающая, что-то невнятно мычащая, неловко пытающаяся подняться.

— Стоп! — крикнул я обрадовавшимся латникам, собравшимся было рвануть вперед без остановки.

Чудо, но нас еще не заметили, иначе чем объяснить, что никто вообще не реагирует на появление новых действующих лиц? Демы толпятся вокруг останков корчмы: некоторые вытаскивают оттуда пострадавших, что-то кричат, суетятся, но основная масса просто смотрит, будто не может поверить своим глазам. Они ни на что не реагируют, в том числе и на нас. Шок.

И врагов на удивление мало. Неужели их и впрямь набилось в корчму под потолок?

Стрелкам не пришлось приказывать — выскочив перед тяжелой пехотой, они быстро растеклись в стороны, чуть отступили, стиснув отряд Дирбза с двух сторон, взялись за луки. В деморализованную толпу полетели первые стрелы.

Только теперь наше присутствие стало настолько очевидным, что под барабанную дробь по телам и доспехам противник начал что-то предпринимать. Надо отдать демам должное — несмотря на всеобщее потрясение и полное отсутствие командных криков, большинство, действуя на вбитом годами службы автоматизме, отреагировало как полагается. Буквально из ничего возник уже знакомый строй, но за тремя отличиями: был он каким-то неубедительным на вид, на флангах не стояли арбалетчики, а в шеренгах не наблюдалось копий. Отдельные, конечно, виднелись, но не та монолитная «двухэтажная расческа», которая нас теснила вчера. Так… чудом сохранившиеся зубчики…

Неудивительно — я хорошо видел раскиданные у костров копья. Похоже, взрывной волной свалило «шалашики» из них, и никто из уцелевших не стал хватать громоздкое оружие, когда направился к месту взрыва.

Из леса выбирались наиболее хорошо защищенные ополченцы и бывшие рабы. Под ругань Арисата и вторящих ему десятников с сотниками они наращивали строй, оттесняя лучников все дальше и дальше. Те, тоже ругаясь, расходились в стороны, стреляя на коротких остановках.

Пока что все шло прекрасно — места хватало на всех, фатальной толкотни не наблюдалось. Но кто знает, что будет, когда из лесу вывалит вся толпа? Получится устроить задуманный охват? Сумеют ли командиры совладать с неопытными бойцами в этом мраке и под начавшимся обстрелом? А обстрел непременно начнется — я уже видел, как некоторые демы начинают возиться с арбалетами.

Обернувшись к тенью бегавшему за мной Туку, я поднес к факелу в его руке две оставшиеся гранаты. Затем протиснулся через нехотя расступившийся строй, размахнулся, швырнул в толпу врагов первую — с укороченным фителем.

— Эй! Свиньи! Ну как?! Вам понравилось?! Держите еще! Берегите головы — может оторвать!

Медный цилиндр ударился оземь, покатился, замер в паре шагов от первого ряда. Никто даже не дернулся — враг, похоже, не испугался. А затем, распираемый пороховыми газами, корпус не выдержал — рвануло. Вспыхнуло, по доспехам и щитам простучали осколки — не сказать чтобы зрелищно. Но демов проняло — дружно заорав, они рванули в стороны, разрывая строй. Никто не хотел находиться рядом со страшным местом, где продолжается кровавая чертовщина.